Все экспериментальные биоинженерные лаборатории размещались по периметру подземного этажа. Их оказалось, на удивление, много. Стеклянные стены позволяли увидеть, кто находился за ними, над чем работали учёные.
За стёклами лаборатории находились разные существа, и я, недолго думая, выбрал то, что было ближе всего к человеку. Собаку. Она визуально не сильно отличалась от обычной дворняги, возможно, была выше, с большей мышечной массой. Разве что уши были значительно длиннее и ложились назад, на спину. На передних лапах просматривались удлинённые пальцы, хоть и с когтями. Но главное, чем этот пёс сильно отличался от обычной дворняги, так это взглядом. Большие разумные глаза спокойно и с каким-то располагающим к себе пониманием смотрели на меня.
Возле этой лаборатории людей было больше, чем возле других, очевидно, шёл эксперимент.
Я подошел и скромно спросил у старшего:
— Ну, как ваши успехи? На что способна эта красивая собачка?
— Эта собачка, — заволновался учёный, — может очень много. Например, у неё усиленная регенерация тканей, её практически нельзя уничтожить. Она может анализировать все виды энергетических полей, генерировать их, также использовать в любых целях. От лечения больных до уничтожения противника. При необходимости может читать мысли других существ. Практически любых, от самых примитивных — до высокоорганизованных.
— Ну и, главное, как мы считаем, — с плохо скрываемой гордостью рассказывал учёный, — это то, что её энергетические ресурсы имеют практически неограниченные возможности. Питается она от небольшого ядерного реактора, установленного в брюшной полости. Весь её организм — это, по сути, биологическая медицинская станция, работающая в автоматическом режиме, управляемая суперкомпьютером, и с неограниченной мощностью источника питания. Отсюда и почти бесконечный ресурс. И наконец, — продолжал, не без гордости, учёный, — если всё будет плохо, она легко превратится в ядерную бомбу.
Я уже не стал уточнять у своего гида, как он поймёт, что всё уже плохо, и насколько легко это «плохо» можно исправить ядерным взрывом.
Я пребывал под впечатлением. Однако это был бы не я, если бы не попытался пошутить.
— Да, — сказал я. — Вот если бы она ещё разговаривала и в шахматы играла.
Учёные переглянулись.
А пёс спокойно и с лёгкой улыбкой ответил:
— Делаю и то, и другое.
Конечно, улыбка на его морде выглядела странновато, но это была она.
Такого непринуждённого, с элементом превосходства, прикола я не ожидал от скромного на вид животного, которое давно уже шло по жизни с человеком. И считалось его самым надёжным другом.
Поэтому, чтобы не подорвать собственный авторитет, втягиваясь в диалог с разумным псом, я поздравил учёных, попрощался и с собакой, хотя она уже не совсем собака. А точнее совсем не собака.
После увиденного решил прогуляться по набережной, хотя бы потому, что надоело уже летать и телепортироваться. А вдруг ходить разучусь! Шел и думал, прислушиваясь к шуму океана правильно ли я поступаю, что делаю что-то и для себя, используя возможности контракта, что хочу чего-то большего. Потому что этот созданный мной центр, где работали таланты, среди них даже гении, лучшие генные инженеры мира, должен иметь какую-то очень большую задачу. Однако ясно увидеть эту задачу я пока не мог.
Видимо, где-то в глубине души я так и остался школьником, начитавшимся сказок. Хочу всего, но не знаю, чего точно. Однако, по крайней мере, я был уверен, что если думать о чём-то долго и настойчиво и при этом действовать, то будет и результат.